Какой был родовой герб романовых. Гербы знатных династий и домов италии. Les Bourbons – Бурбоны – последние короли Франции

В истории династического герба Романовых белых пятен не меньше, чем в самой истории династии. По какой-то причине долгое время у Романовых вообще не было своего герба, они использовали государственный герб, с изображением двуглавого орла, как личный.

Их собственный родовой герб был создан лишь при Александре II. К тому времени геральдика российского дворянства практически оформилась, и только правящая династия не обладала собственным гербом. Неуместным будет говорить, что династия не питала особого интереса к геральдике: еще при Алексее Михайловиче вышел «Царский титулярник» - рукопись, содержащая портреты русских монархов с гербами русских земель.

Возможно, подобная верность двуглавому орлу обусловлена необходимостью для Романовых показать законную преемственность от Рюриковичей и, что самое важное, от византийских императоров. Как известно, начиная с Ивана III, о Руси начинают говорить как о преемницы Византии. Тем более, что царь взял в жены Софью Палеолог, внучку последнего византийского императора Константина. Они взяли символ византийского двуглавого орла в качестве своего фамильного герба.

В любом случае, это всего лишь одна из многочисленных версий. Доподлинно неизвестно, почему правящая ветвь огромной империи, которая состояла в родстве со знатнейшими домами Европы, так упорно игнорировала геральдические порядки, складывающиеся веками.

Долгожданное появление собственного герба Романовых при Александре II только прибавило вопросов. За разработку императорского заказа взялся тогдашний герольдмейстер барон Б.В. Кене. За основу был взят прапор воеводы Никиты Ивановича Романова, в свое время главного оппозиционера Алексея Михайловича. Точнее его описание, поскольку само знамя к тому времени было уже утрачено. На нем был изображен золотой грифон на серебряном фоне с небольшим черным орлом с поднятыми крыльями и с львиными головами на хвосте. Возможно, Никита Романов позаимствовал его в Лифляндии во время Ливонской войны.

Новый герб Романовых представлял собой красного грифона на серебряном фоне, держащего золотые меч и тарч, увенчанный малым орлом; на чёрной кайме восемь оторванных львиных голов; четыре золотые и четыре серебряные. Во-первых, бросается в глаза изменившийся цвет грифона. Историки геральдики полагают, что Кене решил не идти против установленных в то время правил, которые запрещали помещать золотую фигуру на серебряном фоне, за исключением гербов таких высочайших особ, как Папа Римский.

Таким образом, изменив цвет грифона он понизил статус родового герба. Или же сыграла роль "лифляндская версия", согласно которой Кене делал акцент на ливонское происхождения герба, поскольку в Лифляндии с XVI века было обратное сочетание гербовых цветов: серебряный грифон на красном фоне.

Восходя на российский престол, Михаил Федорович Романов унаследовал вместе со всеми почестями и регалиями предшественников, государственный герб России - двуглавого орла. Начиная с основателя династии, герб семьи Романовых сопровождал весь род, претерпевая мелкие изменения.

История геральдики Романовых

Во время правления Романовых основной герб выглядел немного по разному:

1. Двуглавый орел с двумя коронами и христианским крестом между головами.
2. Орел с тремя коронами, третья, закрытая висела над головами и была большего размера.
3. В лапах орла преимущественно изображены скипетр и держава.
4. На некоторых вариантах, вместо скипетра - меч.

Наиболее известная эмблема, которая отображалась на государственных печатях - второй вариант герба.

Касательно личной геральдики семейства Романовых, то до середины 19 века нет упоминаний о таковой. На то время, у российских высоких сословий не было принято иметь личный герб.

В 1856 году, барон Кене предложил свою версию родового герба Романовых, привнеся в него элементы их древнего потомка, вернее. его знамени. Это был прапор боярина Никиты Ивановича Романова, который был утрачен, но в оружейной палате сохранилось его описание. Кене изобразил грифона, одного из самых популярных геральдических символов. В причинах использования именно грифона, а не одноглавого орла, историки усматривают нежелание иметь сходство с эмблемами Польши, Пруссии и других европейских государств, на большинстве гербов которых, изображен орел в разных интерпретациях.

Описание утвержденного герба семьи Романовых

Геральдический символ дома Романовых выполнен в следующей композиции:

1. Двуглавый орел черного цвета, каждая голова увенчана короной. Над ними побольше третья корона с андреевскими развивающимися ленточками.
2. В лапах у орла золотые держава и скипетр.
3. На груди основной эмблемы щит с объединенными гербами двух семей: Романовых и Голгатейн-Готторпов.

Справа, на романовском гербе изображен красный грифон с золотыми мечом и щитом на серебряном поле, увенчанный малым орлом. Черная кайма обрамлена львиными головами (4 - серебряные, 4 - золотые).

Слева, герб Готторпа, представляющий собой щит из четырех частей с заострением книзу, в центре которого имеется малый щит. Четыре части щита имеют каждая свое обозначение:

1. Красная часть - Норвежский герб (лев в золотой короне и с алебардой из серебра).
2. Позолоченная часть - Шлезвигский герб (синие гепардовые львы).
3. третья часть имеет Голштинский герб (красно-серебряный малый щит с разрезаным на 3 части листом крапивы и тремя серебряными гвоздями.
4. Четвертая часть символизирует Сторнмарский герб (серебряный лебедь с золотой короной на шее и черными лапами).

Именно в 19 веке, в семействе Романовых сложилась некая структура иерархии и значимости, согласно геральдики.

Орловы - старинный русский род дворян, происхождение которого все еще представляется неполностью изученным, по преданию Орловы - выходцы из Прусских земель. Родоначальником...

Династия, собственно, означает ряд царствующих, вообще правящих лиц из одного дома (рода, семейства, фамилии), ведущих своё происхождение от одного родоначальника. Словом «Династ» (в переводе с древнегреческого – власть имущий) античные греки называли небольших восточных владетелей, князьков, недостаточно сильных, чтобы титуловаться царями.

В самой Греции династами называли тех лиц, которые насильно захватывали в свои руки власть, например тридцать афинских тиранов. От тирании династия отличалась только тем, что правящих лиц было несколько, а не один. В средние века, особенно в XI столетии, по уничтожении прежнего деления на графства, династами назывались лица из прежде управлявших графствами фамилий, достигшие личной независимости, а также независимости для своих владений. Династы величали себя liberi barones, viri egregiae libertatis. Они занимали среднее место между владетельными князьями и графами, с одной стороны, и низшим дворянством – с другой. С XV столетия иерархическая разница между династами и графами нивелировалась.

Династические войны, вызывавшиеся притязаниями царствующих домов на чужие земли или открывавшиеся наследства, были особенно часты в XVII и XVIII столетиях, когда вся внутренняя и внешняя политика на западе Европы направлялась интересами абсолютной королевской власти; но такие войны бывали и раньше. Наиболее замечательными из них являются итальянские династические войны в конце XV и начале XVI столетия; войны, вызванные соперничеством Габсбургов с Валуа и Бурбонами в XVI и XVII веках; войны за испанское наследство в начале XVIII века и за австрийское наследство (с 1741 по 1748 год).

Итальянские династические войны велись в конце XV и в начале XVI столетий французскими королями за обладание Неаполем и Миланом. Войны эти особенно важны в истории военного искусства. В итальянских войнах произошло возрождение пехоты, новый тип которой выработался благодаря встрече на одном и том же театре войны пехоты разных национальностей; стали возникать начала теории военного дела; особенно выразилось влияние новых элементов военного дела, и в частности огнестрельного оружия, на способ ведения войны: чтобы иметь возможность воспользоваться силой своего огня, в итальянских военных компаниях враждующие стороны стали занимать оборонительные позиции; на полях сражений появились окопы; итальянские города и крепости в значительной степени потеряли свою способность к обороне.

К итальянским войнам относятся: поход в Италию Карла VIII (1494–1496); войны, которые вёл Людовик XII за Милан (1499–1500) и за Неаполь (1501–1504); война Венеции с Камбрейской лигой (1508–1509); война Людовика XII со Священной лигой (1510–1514); война французского короля Генриха II с Карлом V и Филиппом II (1552–1559); война короля Франциска I за обладание Миланом в 1515 году, а также четыре войны Франциска I с Карлом V, проходившие с перерывами с 1521 по 1544 год.

06.10.2003 // Р. Паласиос

Под понятием «герб дома Романовых» с прошлого века подразумевается составленный бароном Б.В. Кене в царствование императора Александра II герб правящей с 1613 г. в России династии. Забавность ситуации состояла в том, что в это царствование процесс обретения гербов российским дворянством, не говоря уже о старинных знатных родах, практически завершился. И чуть ли не единственными не имевшими геральдически оформленной родовой символики были члены правящей династии. Это было связано с тем, что с момента прихода к власти они пользовались государственным гербом, т.е. двуглавым орлом, как личным, не осознавая до поры необходимости в собственной родовой символике. К тому же со смертью в 1654 г. бездетным боярина Н.И. Романова - двоюродного брата первого русского царя из этого боярского рода - пресеклась нецарская ветвь Романовых. И вот, наконец, императорская семья во второй половине XIX в. возжелала обзавестись собственным родовым гербом. Тогдашний герольдмейстер барон Б.В. Кене на основании романовского предания и рисунка на прапоре вышеупомянутого боярина Н. И. Романова создает герб, который получает Высочайшее утверждение 8 декабря 1856 г., несмотря на отсутствие логики и несоответствие между историей рода и символикой нового герба.

Рис.1. Герб Романовых, составленный бароном Б.В. Кёне: «...Герб Рода Романовых: в серебряном поле червленый гриф, держащий золотые меч и тарч (щит с отверстием в середине - Р.П. ), увенчанный малым орлом; на черной кайме восемь оторванных львиных голов; четыре золотые и четыре серебряные» (ПСЗ. Т.32. 1857. №31720).

Обратимся к той вещи, с которой, собственно, и были взяты основные сюжеты для новоиспеченного романовского герба. Принято считать, что все они были изображены на прапоре Н.И. Романова, хранившемся в Оружейной палате. В некоторых изданиях мы можем даже увидеть рисунок этой мемориальной вещи и убедиться, что, как и на гербе Романовых в исполнении барона Кене, на круглом щите грифона сидит маленький орел с опущенными крыльями, а в обоих откосах (хвостах) прапора, чередуясь, теснятся рубленые головы львов в профиль - серебряная, золотая, серебряная, золотая и т. д. Хоровод из этих голов окружает, соответственно, и внутренний щит романовского герба. Получается, что Бернгардт Кене лишь заменил золотой цвет грифона с прапора на красный в серебряном поле в гербе, видимо, подразумевая лифляндские(?) корни фамилии, так как Лифляндия с XVI в. имела обратное цветовое сочетание своего герба - серебряный грифон в красном поле. И это несмотря на то, что романовские предания однозначно указывали на то, что основатели рода выехали из Пруссии, а не из Лифляндии.

Дело в том, что барон Кене этого флажка никогда не видел, так как последний был уже давно безвозвратно утрачен. А тот самый рисунок - не что иное, как реконструкция второй половины XIX в. по описанию, взятому из издания «Московская Оружейная палата» Вельтмана (1860 г.). Сделано это описание было во второй половине XVII в., после чего следы прапора потерялись. И если еще раз, и внимательнее, вчитаться в оригинальный текст, то мы избежим тех практически принципиальных ошибок, которые заполнили и «реконструкцию» прапора, сделанную в XIX в. и, соответственно, перекочевали на официально утвержденный герб. Итак: «Прапор середина тафта белая, вшит гриф тафта желтая, с мечом, в левой лапе держит клеимо, повыше клейма писан орлик черный, опушка вшита в червчатую тафту, тафта желтая. Откоски объярь черная, писаны главы львовы золотом и серебром, опушка тафта разных цветов». Во-первых, «повыше клейма» означает - не сидит на щите, а находится в левом верхнем углу, т.е. в крыже. Во-вторых, понятие «клеймо» подразумевает не круглый щит, а то, что в этом месте находится некий текст, указывающий на личность владельца, или христианская цитата. Скорее всего - первое, так как в противном случае непонятно, почему именно этот прапор ассоциирован с царским кузеном. В клеймах, окруженных картушем, изображали также и святых, однако в этом случае в описании прапора было бы точно указано, что за религиозный сюжет там воспроизведен. И третье: «... писаны главы львовы золотом и серебром», - означает не их бесконечную череду, а, как было тогда принято, в каждом откосе по одной. И не по-западноевропейски - в профиль, а по-русски - анфас, чему сохранились аналогии. Кстати, там они выглядели явно не отрубленными. К тому же писали «главы львовы» не одну серебром, а другую золотом, а просто и тем и другим каждую.

Рис.2. Прапор боярина Никиты Ивановича Романова. Авторская реконструкция по описанию Московской Оружейной палаты.

Барона Кене подвели многие вещи: и непонимание русских обозначений вещей и изображений XVII в., и следование чисто западноевропейским подходам в русской геральдике, и, видимо, срочность исполнения «социального» заказа. Все это привело к достаточно посредственному результату, который, правда, в силу своего уже более чем векового существования, сам стал привычной исторической данностью.

В результате, явно второстепенные сюжеты, а именно грифон и львы, стали доминирующими, а грифон получил «статус» родовой эмблемы. Маленький же орел, почему-то с опущенными крыльями, из основной фигуры превратился в настолько заштатную, что в описании утвержденного герба даже забыли написать, что он черный. Видимо, по этой причине встречаются цветные изображения романовского герба с красным(!) орликом.

Однако вернемся к грифону: как ни крути, а его фигура самая большая на прапоре. По этому поводу существует изящная гипотеза барона М.А. Таубе, изложенная им в статье «К истории герба дома Романовых» в июльском «Гербоведе» 1913 г. Путем красивых и грамотных сопоставлений он выводит обретение Романовыми данного символа с деда царя Михаила - боярина Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, известного воеводы Ивана Грозного, прославившегося в Ливонской войне. При этом уважаемый автор доказывает значение грифона, как исключительно личной эмблемы боярина Никиты Романовича, не забытой впоследствии его потомками. А вот следов родовой символики Романовых автор статьи просто не обнаружил. Барон Таубе указывает на изображение грифона с мечом на монетах взятого боярином в 1575 г. города Пернова, где он потом сидел воеводой. Скорее всего, это так и было, тем более, что и царственный патрон - Иван Грозный - присваивал эмблемы покоренных земель зачастую именно с местных денег, что обычно приводило к геральдическим казусам. Возможно, Никита Романович и остановился на эмблеме Лифляндии и сделал ее в память о своих подвигах личной. Но впоследствии, если не сам боярин Никита, то его потомки, и царь Михаил Романов в том числе, должны были распознать, что полученный Лифляндией в 1566 г. герб является собственным гербом Яна Ходкевича - польского управителя Лифляндии. И если эта эмблема и получила на первых порах у Романовых «прописку», то, наверное, не как основная, особенно после Смутного времени. Видимо, герб Ходкевичей не раз видел будущий царь Михаил Федорович, сидя с польским гарнизоном в осажденном его будущими подданными Кремле в августе 1612 г. Тогда отряды Великого литовского гетмана Яна Кароля Ходкевича не смогли прорваться к Китай-городу и Кремлю. Они шли в бой с множеством знамен, о чем есть воспоминания очевидцев. Скорее всего, герб командующего был одной из самых распространенных эмблем на знаменах этой армии интервентов. Если и закрепился уже у Захарьиных-Юрьевых и Романовых грифон с мечом, как некая эмблема, то после 1612 г. даже и нецарствующая ветвь Романовых вряд ли могла желать своим символом герб Ходкевичей.

Рис.3 (слева направо):
- монета с дарованным Лифляндии в 1566 г. гербом, чеканившаяся в 1572-1573 гг. для польского гарнизона города Пернау;
- герб княжества Пруссии на знамени (1542 г.);
- герб Западной (Королевской) Пруссии (1542 г.).

Другое дело, если грифон и лев были по сходным обстоятельствам выбраны не первостепенными, но все же присущими именно роду Романовых. И тому можно найти косвенное подтверждение. Самым ранним из дошедших до нас предметов, специально изготовленных для членов дома Романовых, является ковш с надписью «ковш боярина Федора Никитича Романова...». Эта вещь относится к концу XVI в., так как в 1599 г. отец Михаила Федоровича был пострижен в монахи под именем Филарет. Так вот, под носком этого ковша гравирован гриф, а под ручкой - лев. Возможно, к этому имеет отношение и изображение на спинке двойного трона царей Иоанна и Петра Алексеевичей с одной стороны грифа, с другой - льва. Хотя, как было отмечено выше, царствующие Романовы отказались от родовой символики, заменив ее на государственную. А встречающиеся на предметах царского обихода изображения грифонов и львов с другими мифологическими персонажами имеют другую, государственную направленность, а подчас - и просто декоративную. Так, например, мы встречаем применявшиеся в Византийской империи гербы четырех больших префектур (орел - для Италии, гриф - для Галлии, единорог - для Азии и лев - для Иллирии) на многих вещах московских царей: на саадаке большого наряда Михаила Федоровича 1628 г. вместе с двуглавым государственным орлом и московским гербом («человек на коне, копьем колющий змея»), на нарезной пищали и т.д. Москва, провозгласившая себя «Третьим Римом», вполне осознанно использовала со времен Ивана III византийскую символику, к XVII в., возможно, забыв, откуда взялись эти мифологические персонажи и что они первоначально определяли. Часть их в большей степени полюбилась отдельным московским государям, например, Ивану Грозному - единорог. Однако к родовой символике вступивших в 1613 г. на московский престол Романовых они вряд ли имели отношение.

И что же нам остается? Черный орел, на которого в середине XIX в. практически не обратили внимания. Ситуация осложнялась тем, что Романовы вместе с Шереметевыми, Колычевыми и другими старинными знатными родами вели свою родословную от Гланды Камбилы (после крещения - Андрей Кобыла), прибывшего на службу к Московским великим князьям, скорее всего, в последней четверти XIII в. Однако все они, кроме Романовых, обзавелись в начале XVIII в. гербами на основе Гданьского городского, что было весьма логично, исходя из легенды рода, и, возможно, имели более серьезные корни своих гербов, чем до сих пор было принято считать. Но эта тема достойна отдельной статьи.

Кроме потомков Гланды, на Руси существовала и другая ветвь (Салтыковы, Шеины, Кутузовы), считавшая своим прародителем другого выходца из прусских земель, а именно - Михаила Прушанина. При этом они вполне логично использовали в своих гербах черного прусского орла. Так как Прушанин выехал на Русь по легенде предположительно до 1231 г., то вполне логично использование ими в качестве родовой эмблемы прусских дружинников черного ворона, впоследствии под воздействием христианства трансформировавшегося в геральдического черного орла. Прусские дружинники были вытеснены с родины в результате конфликта с жреческой верхушкой на рубеже XI-XII вв. А к Московскому князю Прушанин мог попасть в XII в. необязательно непосредственно из Пруссии, а из Литвы, где проживало достаточно много прусских эмигрантов, или с возникшей по крайней мере до 1215 г. Прусской улицы Великого Новгорода. Потомки же Гланды Камбилы, как выехавшие много позже (в конце XIII в., а может быть и в XIV в.), использовали в своих гербах оппозиционную черному орлу тему - кресты и дубы, поскольку их прародитель относился к другой волне прусской эмиграции - тем дружинникам, которые подчинились жрецам и остались на родине, однако были выбиты оттуда в XIII в. тевтонскими рыцарями. Вся история с волнами прусской эмиграции достаточно подробно расписана в работах специалиста по прусской археологии и истории В.И. Кулакова. На основании присутствия в романовской символике черной птицы и того, что остальные потомки Гланды Камбилы взяли в конце XVII-начале XVIII в. себе Гданьский герб, он делает вывод, что и Гланд Камбила покинул Пруссию ранее XIII в., т.е. был дружинником.

Рис.4 (слева направо):
- налобная конская подвеска из прусского погребения Ирзекапинис (ок. 1000-1050 гг.);
- наконечник ножен меча из прусского могильника Ржевское (ок. 975 г.);
- картуш из книги П. Терлецкого с гербом Б.П. Шереметева (1698 г.)

Гипотеза В. Кулакова основывалась на вроде бы общеизвестном факте - искусственности герба графа Б.П. Шереметева, так как этот герб был придуман Петром Терлецким и опубликован в книге, изданной в 1698 г. Соответственно и остальные родственные семейства воспользовались приложенным к родовой легенде гербом города Данцига (Гданьска). Однако сама книга Терлецкого, в которой был рисунок этого герба, увидела свет в 1695 г., а не в 1698 г. и не была следствием европейского турне Б.П. Шереметева 1697- 1698 гг. К тому же, мы располагаем сведениями, позволяющими утверждать, что Шереметевский герб лишь окончательно сложился к концу XVII в., а отдельные его смысловые и цветовые элементы использовались членами рода и ранее.

Различные родовые символы потомков Гланды Камбилы и Романовых, возможно, относят последних к первой волне прусской эмиграции, т.е. к Михаилу Прушанину, воеводе Гаврило или еще к кому-нибудь.

Странно, что вообще удалось разыскать изображение прапора, имеющего четкое отношение к Романовым. У других русских родов при утверждении в XVIII в. своей эмблематики не было и того. Правда, боярин Никита Романов славился при жизни любовью к западноевропейским новинкам, но можно ли на этом основании заключить, что он осознанно пользовался родовой символикой на предметах обихода и на знаменах? Наверное, рисунка на прапоре для этого утверждения недостаточно. Хотя в аналогичных по сюжету прапорах воинских частей того времени находим: «...от древка в клейме орел двоеглавый...», или крест, а в середине мог быть и грифон, и другое изображение, но наличие двуглавого орла в крыже ясно указывало на принадлежность к государственной службе. А одноглавого у Романовых - к роду.

Рис.5. Знамя боярина Никиты Ивановича Романова. Авторская реконструкция по описанию Московской Оружейной палаты.

Но кроме описания такой, в общем-то, не первостепенной по значимости вещи, как прапор, существует описание большого знамени того же боярина. По описи Московской Оружейной палаты 1687 г. оно было таким: «...вверху из облака простираются три руки; одна с крестом, другая с венцом, третья с мечом, посредине орел тафта черная, на нем клеймо из тафты красной, с надписью золотом: боярин Никита Иванович Романов; кайма объярь черная с нашивками из тафты разных цветов, кругом шелковая разноцветная бахрома.» Отсутствие указания на цвет самого полотнища, а также обильная живопись указывают на его, скорее всего, белый цвет. Вероятно, выходящие из облака руки не случайно держат крест, венец (открытую корону) и меч. Рука с мечом, вместе с черным орлом, обязательная часть польского герба Солтык и герба Западной Пруссии - части Польского королевства. Венец во второй руке - это корона на голове птицы. Непосредственно рука с короной встречается с XIV в. в гербе города Кнайпхоф - одного из трех составных городского герба Кенигсберга. А вот выходящая из облака рука с крестом - это просто герб того самого, знаменательного для воинской славы Романовых лифляндского города Пернова (Пернау). Итак, реконструировав по описанию знамя Н.И. Романова, мы получаем чуть ли не герб Прусского Курфюршества (с 1525 г.), т.е. черного одноглавого орла в серебряном (белом) поле.

И последнее. После смерти Н.И. Романова его имущество поступило в государеву казну, так как его прямым наследником был царственный кузен Михаил Федорович. В пространной описи вещей покойного практически не упомянуты изображения на предметах утвари, кроме: «...запона золота орлик с искорки алмазными...» и «...образцы пластанными орлами низаны жемчугом велик четыре гнезда...». Но главное, подробно описана печатка боярина: «...перстень золот томпаз резана печать орел с коруною...». Так как исключена возможность того, что боярин, как частное лицо, мог запечатывать свои бумаги двуглавым государственным орлом, то другого варианта, кроме как одноглавый под короной - нет!

Рис.6 (слева направо):
- герб города Пернова (Пернау);
- польский герб Солтык;
- герб города Кнайпхоф.

Опираясь на символику знамени, прапора и печати, полагаем, что Романовы в XVII в. пользовались изображением черного орла на белом поле как родовой эмблемой, а золотые грифон с мечом и лев занимали в их символике второстепенное значение, более соответствовавшее уровню щитодержателей. Такими были, например, два льва в Шереметевском гербе. Таким образом, оппозиция ворон - древо, возникнув в Пруссии на рубеже XI-XII вв., реализована в гербах обоих прусских светских государственных образований: Курфюршество Пруссия и Западная Пруссия Польши - черный орел и независимый от них прусский город Данциг (Гданьск) - кумиропоклонный дуб. Та же ситуация повторилась в двух линиях русских родов «из прус». Только остается вопрос: если и Шереметевы и Романовы произошли именно от Андрея Кобылы, то почему последние использовали более ранний вариант символики?

Библиография:

1. Барсов Е.В. Роспись всяким вещам, деньгам и запасам, что остались по смерти большого боярина Н.И. Романова // ЧОИДР. 1887. Кн.3. Отд.1.
2. Бобровский И.О. История Лейб-Гвардии Преображенского полка. Т.1. Спб. 1900.
3. Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской империи. М., 1991.
4. Лерман Г.М. Историческая геральдика города Кенигсберга // Гербовед. №10 (2.1996), М.
5. Кулаков В.И. Геральдика пруссов и генеалогические корни родов, возводимых в России к выходцам «из прус» // Генеалогия. Источники. Проблемы. Методы исследования. М., 1989.
6. Кулаков В.И. Истоки геральдики российских «выезжих из Пруссии» родов // Гербовед. №4 (2.1993), М.
7. Кулаков В.И. Легендарные гербы Пруссии // Гербовед. №9 (1.1996), М.
8. Лакиер А.Б. Русская геральдика. М., 1990.
9. ПСЗ. Т.32. 1857. №31720.
10. Смирнов Т.Н. Герб рода графов Шереметевых // Гербовед. №8 (2.1995), М.
11. Таубе М.А. К истории герба дома Романовых // Гербовед. Июль. Спб., 1913.
12. Тройницкий С.Н. Герб дома Романовых на предметах, хранящихся в Московской Оружейной палате // Гербовед. Февраль. Спб., 1913.
13. Тройницкий С.Н. Гербы потомства Гланды Камбилы // Гербовед. Январь. Спб., 1913.

«Герб Рода Романовых: в серебряном поле червленый гриф , держащий золотые меч и тарч , увенчанный малым орлом; на чёрной кайме восемь оторванных львиных голов; четыре золотые и четыре серебряные».

История герба

Герб составлен первым руководителем Гербового отделения Департамента Герольдии Б. В. Кёне в царствование императора Александра II . С момента прихода к власти (1613 год) династия Романовых пользовалась государственным гербом, то есть двуглавым орлом , как личным. Во второй половине XIX века императорская семья пожелала обзавестись собственным родовым гербом. Б. В. Кёне, взяв за основу романовское предание и рисунок на прапоре (хранившемся в Оружейной палате) боярина Н. И. Романова создаёт герб, который получил Высочайшее утверждение 8 декабря г. Б. В. Кёне заменил золотой цвет грифона с прапора на червлёный в серебряном поле в гербе.

Описание прапора Н. И. Романова

«Прапор середина тафта белая, вшит гриф тафта желтая, с мечом, в левой лапе держит клеймо, повыше клейма писан орлик чёрный, опушка вшита в червчатую тафту, тафта жёлтая. Откоски объярь черная, писаны главы львовы золотом и серебром, опушка тафта разных цветов».

Палаты бояр Романовых

Герб Романовых с изображением грифона был расположен на фасаде музея Палаты бояр Романовых , которые были превращены в музей при Александре II и претерпели «историческую» реставрацию в 1857-1858 гг. Реставрацию проводил академик архитектуры Фёдор Фёдорович Рихтер . Грифон находился над входной дверью северного фасада со стороны улицы Варварки. «В Советское время ниша была заделана, грифон снят и дальнейшая судьба этого памятника не известна. Во время реставрационных работ 1984-1991 гг. нишу раскрыли. Её предназначение выяснили в результате работы в архивах. Нашли ряд малоизвестных проектов Ф. Ф. Рихтера и фотографию 1913 года, на которой изображен император Николай II на фоне северного фасада палат, над входом хорошо виден грифон» .

В 2008 году потомки Ф. Ф. Рихтера - семья Черновых-Рихтеров и Пол Эдвард Куликовский , потомок сестры Николая II, финансово помогли реконструировать эти два рельефа с изображением геральдических грифонов на фасадах здания .

Герб Гольштейн-Готторп-Романовых

Соединённый герб Гольштейн-Готторп-Романовых входил в Большой Герб Российской империи .

Описание Родового Его Императорского Величества герба:

«Щит рассечённый.

• Вправо - герб рода Романовых: в серебряном поле червлёный гриф, держащий золотые меч и тарч, увенчанный малым орлом, на чёрной кайме восемь оторванных львиных голов, четыре золотые и четыре серебряные.
• Влево - герб Шлезвиг-Голштинский: щит четверочастный с особою внизу оконечностью и малым в середине щитом.
  • В первой червлёной части - герб норвежский: золотой коронованный лев с серебряною алебардою,
  • во второй золотой части - герб шлезвигский: два лазуровые леопардные льва,
  • в третьей червлёной части - герб голштинский: пересечённый малый щит, серебряный и червлёный, вокруг оного серебряный, разрезанный на три части, лист крапивы и три серебряные гвоздя с концами к углам щита,
  • в четвёртой части - герб стормарнский: серебряный лебедь с чёрными лапами и золотою на шее короною,
  • в червлёной оконечности - герб дитмарсенский: золотой с поднятым мечом всадник на серебряном коне, покрытом чёрной тканью,
  • средний малый щит также рассечённый:
    • в правой половине герб ольденбургский - на золотом поле два червлёные пояса,
    • в левой - герб дельменгорстский - в лазуревом поле золотой, с острым внизу концом крест.

Этот малый щит увенчан велико-герцогскою короною…».

Greater Coat of Arms of the Russian Empire 1700x1767 pix Igor Barbe 2006.jpg

Большой герб Российской империи . Родовой герб расположен внизу

Средний герб Российской Империи - герб Романовых.jpg

Соединённый герб Гольштейн-Готторп-Романовых (фрагмент Большого герба Империи)

RomanovsCoatRF.png

Герб Романовых (бояр)

Wappen Herzog zu Schleswig Holstein.jpg

Герб Шлезвиг-Голштинский (Гольштейн-Готтропский)

Crown of the Grand Duke of Luxembourg.svg

Геральдическая корона великого герцогства Люксембургского, аналогичная использованной в этом гербе

Напишите отзыв о статье "Герб Романовых"

Литература

• Таубе М. А. К истории герба дома Романовых // Гербовед. Июль. Спб., 1913.
• Петров П. Н. Юрьевы-Романовы // / Н. Дубенюк. - М: Эксмо, 2009. - С. 201. - 576 с. - (Российская императорская библиотека). - 4000 экз. - ISBN 978-5-699-33485-8 . .

Ссылки

Примечания

Отрывок, характеризующий Герб Романовых

Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.

Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.